Иногда отражение в зеркале более реально, чем сам объект. |
| Имя персонажа: Каталина Айне О’Ши; |
Уверенность и безрассудство — две стороны одной медали. |
Способности: | Слабости: |
Лучше знать, куда идешь, чем блуждать неизвестно где. |
О персонаже:
Леди Эмилия Мэри Фицжеральд, дочь первого ирландского герцога Лейнстера, члена платы лордов, вице-регента Ирландии, лорда-судьи Ирландии, сестра второго герцога, жена и мать других пэров Великобритании.
Вздорная блажь, о которой никто никогда не узнает. Я позабочусь об этом. Потому что спустя почти три века я, как никто другой знаю, что голубая кровь имеет цену ржавого сикля, если за ней не стоит сила, умение проламывать стены и рвать чужие глотки во благо собственных интересов.
В лицемерной и лживой стране, в которой мне довелось родиться, кровь и наследие имели гигантское значение, как имеют его до сих пор. Чопорная страна, погрязшая в пучине глупых условностей, не принимающая превосходства на основе способностей, предпочитая им лишь мишуру, награды, звания и титулы. Что ж, мне повезло появиться в семье человека, у которого этих званий, наград и титулов было предостаточно. Первый герцог Лейнстер, генерал-лейтенант Джеймс Фицжеральд был отцом мне и еще восемнадцати детям, живым и мертвым. Я перестала считать их после своего второго старшего брата, быть может, единственного, с кем мы оставались близки до самой его смерти. Он не был напыщенным болваном, каким был наследник отца и мой самый старший брат. К счастью, Джордж умер в семнадцать и оставил титул будущего герцога Уильяму, чем немало порадовал меня, но огорчил мать.
Леди Эмилия Леннокс была завидной невестой уже в свои пятнадцать, потому что вела свое происхождение от короля Карла II Стюарта. В пятнадцать же она и вышла замуж за моего перспективного отца. Тихая и, как поговаривали в стране, мудрая женщина за свою жизнь родила двадцать одно дитя и, учитывая их количество, я до сих пор удивлена тому, как остро она воспринимала кончину каждого из них. Как бы там ни было, но после смерти Джорджа она рыдала точно умалишенная и будучи десятилетней девочкой я поняла, что полагаться будет уместнее на свою гувернантку и своих учителей.
Что ж, мне следует поблагодарить свою семью за то, что их благосостояние позволяло нанимать нам лучших из лучших преподавателей. На мне это отразилось наилучшим образом, чего, увы, не скажешь о моих младших, каких-то там по счету, братьях и сестрах. Болваны ввязались в ирландское восстание 1798 года и всем известно, к чему это привело. Моя старая бедная Ирландия.
Как бы там ни было, но будучи старшей из живых дочерей своего отца, я получила хорошее для женщины образование, прогрессивные взгляды и ум, чтобы понимать, что единственное доступное для женщины развлечение это выйти замуж. Предпочитаю считать, что так я и поступила по собственной воле, когда отец в семнадцать лет выдал меня замуж за герцога на двадцать лет старше. Что ж, как поговаривала моя добрая мертвая тетушка «чем старше муж, тем быстрее ты станешь вдовой». И то правда, думала я, выходя за сорокалетнего трижды вдовца с четырьмя дочерьми, которые уже тоже успели выйти замуж.
Справедливости ради, мой скепсис по поводу этого брака рассеялся довольно скоро. Мой муж оказался щедр, редко появлялся дома, занимался государственными делами и умел рассказывать потрясающие истории. К тому же, он не был слишком религиозен и не был чересчур склонен к тому, чтобы принижать женские способности. Мы нередко проводили вечера в занимательных беседах и беседы эти радовали меня куда больше, чем выходы в свет.
Через два года после заключения брака, у нас родился сын. А затем еще один, три дочери и мальчик, которого я никогда не называю своим сыном, потому что он не прожил и часа после своего рождения. Помню, как кричала моя мать, потеряв своего первенца. Я не кричала. Ни когда потеряла этого ребенка, ни когда умер мой муж, ни когда скончалась одна из моих дочерей. Иронично, как горе, порой, соседствует если не с радостью, то с пользой. Мне было тридцать два года, когда я впервые подняла в воздух флакон собственных духов, а затем повторила эту манипуляцию с другими предметами. Я стала легко считывать информацию. Я стала так сильно зависима от воды, что это было почти неприлично. Об этом мне надлежало молчать, потому что в ту пору никто не знал ни о каких порождениях и ни о какой пустоте. Зато в ту пору слава ведьмы могла разрушить мою жизнь, как и жизнь моих детей, а особенно – несовершеннолетнего старшего сына, при котором я оставалась герцогиней-матерью, защищая его права, его титул и его будущее. Держать способности под контролем было непросто. Еще тяжелее было скрывать зависимость от воды. Когда же стало очевидно, что я, ко всему прочему, еще и не старею, мурашки неприятным скопом стали бегать вдоль позвоночника.
Я не знала, кто я и что я такое. Но я приняла как данность сложившуюся ситуацию. У меня не было иного выбора. На кону стояло слишком многое. Я протянула достаточно долго, чтобы довести своего сына до совершеннолетия и убедиться в том, что он способен быть новым герцогом. Я сама устроила его брак. Я первая взяла на руки обоих своих внуков и благословила их. Как раз тогда от тяжелой болезни и скончалась моя дочь. К этому времени все члены моей семьи прекрасно знали о моих особенностях, а одна дура даже успела написать об этом в дневнике. Дневник я спалила, а сама она унесла мою тайну в могилу. Все прочие итак предпочитали об этой тайне молчать. Так что, провернуть подмену одной личности другой было не так уж сложно. Герцогиня Эмилия почила, а ее дочь чудесным образом выздоровела, но, сломленная смертью матери, отправилась к родственникам в Америку, где совсем недавно завершилась война за независимость.
Такой тонкий ход дал мне сразу два преимущества: англичане, тяжело пережившие проигрыш в войне предпочли забыть блудную дочь, что посмела отправиться в бывшие английские колонии, а значит, не собирались приставать с дурацкими вопросами; моя дочь была младше меня на тридцать лет, а это значило, что у меня будет еще три десятка лет, чтобы жить, не вызывая подозрений. Конечно, мой сын знал о моих планах, как знали и другие мои дети. Новый герцог охотно отправлял мне сумму достаточную для моего кругосветного путешествия, в котором я скрывалась от мира следующие пятьдесят лет. Я пыталась познать себя, я пыталась узнать, что я такое, но даже в середине девятнадцатого века мне было крайне сложно понять, что такое фомор и почему я им являюсь. Поиски мои дали мне возможность узнать множество легенд и преданий о людях, подобных мне, но каждый раз, когда мне казалось, что я приближаюсь к разгадке, она ускользала у меня прямо из рук, оставляя лишь тень надежды.
За время моих путешествий я возвращалась домой не так уж часто, но достаточно для того, чтобы увидеть рождение других своих внуков и испытать радость, что испытывали мои дети. Увы, именно это приводило меня к мысли о неизбежном: каждый из них умрет, а я буду жить и видеть смерть тех, кто мне дорог. Пожалуй, это понимание изменило меня навсегда. И визиты мои становились реже, пока уже взрослый сын, имевший своих собственных внуков, не сообщил о том, что на смертном одре находится его двадцатилетняя внучка, умирающая от последствий тяжелых родов. Помочь ей я ничем не могла, но она… Она могла помочь мне. Бедняжка, недавно лишившаяся мужа, а теперь умирающая сама, она безупречно подходила на замену уже слишком взрослой моей дочери. Так я стала ею, задержавшись дома достаточно, чтобы увидеть, как вслед за внучкой уходит и мой сын, оставляя свое наследие моему старшему внуку. Он тоже любезно согласился предоставить мне содержание. Пылкий ум, жаждущий новых открытий, он взял с меня слово, что если я найду ответы на свои вопросы, я непременно расскажу ему, что сделало меня столь удивительной. Я дала слово и на протяжении всей его жизни мы вели оживленную переписку. А потом?.. А потом он умер, оставив после себя роман в двух томах, основанный на моей жизни. Имена и многие события здесь были изменены и мне нечего было опасаться и я не решилась отправить эти книги в камин так же, как я сделала с дневниками собственной дочери. Кроме книг внук оставил мне крупную денежную сумму и поддельные документы, которые, на этот раз, не принадлежали мертвецу. Связи герцога позволили ему отпечатать документы на имя Розамунд О’Ши – девушки из угасшего дворянского рода, окончившей Королевский колледж Лондона и три года блестяще прослужившей гувернанткой ныне почившего герцога.
Деньги, документы, несуществующее образование и блестящая рекомендация. Знал ли мой внук, что он подарил мне целую жизнь в одном небольшом ящике? У меня нет ответа. Но это был один из последних раз, когда я позволила кому-то причинить мне боль. Мой мальчик умер, и он позаботился обо мне гораздо больше, чем я заботилась о нем всю свою жизнь. Это рвало мою душу на куски.
Я покинула Великобританию, поклявшись себе, что никогда больше туда не вернусь. С новыми документами мой след терялся настолько, что больше никто не мог бы связать меня с тем, кем я была по праву своего рождения. Ни леди Эмилии Фицжеральд, ни ее дочери, ни ее внучки больше не было. Была Розамунд О’Ши. То был год 1919 и я направлялась в США, намереваясь выяснить, что я такое.
Зацепок становилось все больше. По мере рождения видящих становилось очевидно, что я не одна такая, но я уже тогда нутром чувствовала, что о своей принадлежности надлежит помалкивать. И я помалкивала, хотя мои способности стали больше по сравнению с тем, что было до приезда в бывшую английскую колонию. О, да. Теперь я не просто знала, что помимо меня есть и другие существа, я видела это собственными глазами. И это лишь подстегивало мое стремление отыскать ответы на свои вопросы.
В 1925 году я появляюсь на пороге одного из университетов США. Гарвардский университет, такое название он носит и по сей день. В ту пору даже с достижениями феминизма стать студенткой здесь было не так уж просто, так что три года я провела впустую. На четвертый я все-таки смогла покорить желаемую вершину и вплоть до 1933 просидела на студенческой скамье. Время мое вновь оказывалось на исходе, я старила себя при помощи косметики и грима, но понимала, что больше десятилетия под этим именем мне не прожить. Я осталась преподавать в Гарварде и книги здесь, изучение ирландской и кельтской мифологии впервые подтолкнули меня к пониманию, кто я такая. К слову, существ здесь было не так уж мало и многие из них посвящали в свою тайну других, но только не я, нет. Я была чертовски осторожна все это время даже в применении собственных способностей. Так осторожна, как только могла. Меньше всего на свете я желала привлекать к себе внимание. Я очень осторожно зачищала собственные следы, еще осторожнее я искала себе новую личность. Но в этот раз меня спасла не подделка документов и не попытка выдать себя за другую. В этот раз меня спасла вторая мировая война.
Я солгу, если скажу, что оказалась на передовой среди первых и в качестве медсестры выносила на себе всех раненых. Нет, мне понадобилось время, чтобы понять, что для меня это может стать выходом. Я направилась на фронт в конце 1941. Мои способности и превосходящая физическая сила здесь были очень кстати и я чувствовала себя нужной. В то время как многие гибли, я оставалась в живых и не получала серьезных увечий. Так я провела следующие два года. А потом судьба вновь совершила крутой поворот.
Ни для кого не секрет, что многие медсестры и врачи отдали свою жизнь, спасая других. Одной из таких женщин была Селина Грэйс – молодая женщина двадцати восьми лет, чей муж числился без вести пропавшим. Нам довелось нести свою службу вместе и я многое узнала о ее семье и о ней самой. Нет, я вовсе не строила планов о том, как отобрать у нее ее жизнь. Но когда война в очередной раз явила свой чудовищный лик, она погибла и даже от ее тела мало, что осталось. Я же была ранена и сама увезена в тыл, в госпиталь. Раненых было столько, что никто не записывал имен, никто не вел статистики. Бой был столь ожесточенным, что из тех, кого привезли вместе со мной, выжили единицы. И среди них не было Селины Грейс. Не было до того момента, как я заявила, что являюсь ею.
Документы? О каких документах речь? Наш лагерь был уничтожен почти подчистую. Я достаточно хорошо знала историю своей подруги, чтобы восстановить «свою» личность и получить ее документы, став ею. Вдова, сирота, никому неизвестная. Я вернулась в США с новой личностью и зажила здесь новой жизнью. Я не учла одной важной детали. Селина не была вдовой. И ее без вести пропавший муж, сильно травмированный больше морально, чем физически, вернулся из плена с окончанием войны. Психиатры неудовлетворительно отзывались о его благосостоянии и он обязан был посещать врачей так часто, как того требовало его состояние, а потому, никто не придал значения, когда увидев меня на пороге их дома, он стал кричать что я – не Селина. Никто не удивился и тому, что той же ночью он напал на меня, душил и пытался убить. Это не было правдой. Но после успешной «самозащиты» мне удалось сымитировать, что все было именно так, как я и сказала. В порванной ночной рубашке, окровавленная, с синяками на шее я бегала по соседям и кричала, прося о помощи, а он выползал из нашего дома с раной в шее. Увы, до приезда скорой помощи ему дожить не удалось, а я… Что ж, никто не осудил меня, когда я продала дом, сменила имя на Фэйру О’Ши и уехала в Массачусетс. Меня все еще влек за собой Гарвард, куда я и поступила снова. На этот раз это было очень легко и сделано вовсе не для получения знаний. Мне нужен был доступ к библиотекам и архивам, которые могли бы дать мне ответ на вопрос о том, кто я есть. Да, я уже знала о видящих, о стражах и все еще успешно скрывала, кто я есть. Но кто же я есть?
Дойти до мыслей о том, что я – фомор мне удалось далеко не сразу. Это заняло у меня годы, но подняв голову от очередной книги, я утвердилась в том, что так оно и есть. Никакой ошибки быть не могло. Что это давало мне? Ответы на вопросы, которые мучили меня уже двести лет. И понимание того, что людям осталось быть вершиной пищевой цепи не так уж долго.
Время шло, я испытывала и исследовала собственные способности настолько незаметно, насколько мне позволяла ситуация. К тому времени я уже знала всю суть своего превосходства, равно как знала и обо всех своих слабостях и это давало мне значительные преимущества перед порождениями, которые такой информацией не владели. Впрочем, я понимала уже тогда, что главной проблемой порождений являются не другие порождения, а люди. Двести лет – достаточный срок, чтобы изучить тех, с кем живешь бок о бок. И мой опыт говорил о том, что человеку свойственно уничтожать все, чего он боится. А люди боялись того, что они не могли понять.
Война не прошла бесследно ни для кого. Детские дома были переполнены, какую страну ни возьми. США не были исключением. Увы, это порождало отвратительные по своей сути проявления, к которым я, однако, не питала никаких эмоций, потому что за свою жизнь видела вещи многим хуже. Как бы там ни было, но под любые нужды находились те, кто готов был эти нужды удовлетворить. Я нуждалась в документах на несуществующих детей, преимущественно мертвых, но еще не зафиксированных таковыми. Марта Стюарт? Да, Фэйра О’Ши скончалась как раз в тот день, когда девушке стукнуло бы двадцать пять, будь она жива. Что ж, можно сказать, что я дала ей вторую жизнь. Жизнь эта была довольно пуста, бессмысленна и беспечна. Кабаре, бурлеск, жизнь на грани недопустимого. Потерянное время. Я не знала, что мне надлежит делать, я не знала, что меня ждет. Это было почти забавно. Когда ты человек и время твое так ограничено, ты считаешь, что ничего не успеешь. Когда у тебя бессмысленно много времени, а впереди буквально вечность, ты не хочешь ничего успевать. Жизнь теряет всякий смысл. Марта была красивой глупой куклой, которая так же красиво и глупо хотела завершить свою жизнь. Прекрасным летним вечером она вошла в залив Лоуэр по грудь и выпила яд, рассчитывая немедленно умереть.
Ничего хуже в своей жизни она не переживала. Марту рвало, она теряла сознание, волны уносили ее на морское дно и снова поднимали наверх, ее снова рвало и она захлебывалась, теряла сознание, и это повторялось тысячу раз, пока она не открыла глаза на берегу. Пережитого было достаточно, чтобы больше никогда не возжелать самоубийства. И чтобы понять, что даже не умея плавать и выпив яда, она не может умереть в воде, которую так отчаянно и глубоко любила.
С кабаре и бурлеском было покончено. Вечно молодая актрисулька забрала заработанное добро и исчезла из Нью-Йорка. У Марты было еще два-три года, а потом ей надлежало либо пропасть, либо умереть – все, на что у меня хватит фантазии. Это было начало семидесятых годов. Я не знаю, как он нашел меня. Бывший военный в высоком чине, который проводил в кабаре слишком много времени. Не женат, не глуп, хорош с собой. А еще… Да, он был как я. Он тоже был порождением. Могущественным, куда более могущественным чем я. Сила всегда привлекала меня. И меня привлек он. Первый человек за много десятков лет, которому у меня не было никакой нужды лгать и который находился достаточно высоко в иерархической лестнице, чтобы ничего не опасаться. Подделка документов столь безупречная, что мои жалкие потуги были попросту нелепы. Что ж, даже если бы он не был мне интересен, он мог бы быть полезен. Но он был.
Мы прожили вместе достаточно долго, чтобы я могла узнать больше и о порождениях, и о самой себе. Этот мужчина читал мои мысли, он озвучивал их до того, как я озвучу их сама. Порождения – вершина эволюции, сила и мощь, никаких ограничений, никаких запретов, а если люди не смирятся – пусть заплатят. Моя душа ликовала, когда я слышала это. От своего спутника я узнавала то, чего не могла узнать сама ни в Гарварде, ни где бы то ни было еще. Но что у нас было? У него – лишь болтовня. У меня – мечты и планы.
Говорите, что за каждым успешным мужчиной стояла великая женщина? Черта с два. Ни за кем я стоять не собиралась. Я собиралась сделать из этого существа символ революции. Когда мы ощутили, что стены контроля начинают слишком давить? Наверное, в начале восьмидесятых. А возможно, моя память обманывает меня и дело случилось многим позднее. Как бы там ни было, это не было важно. Потому что в 1981 году на свет в семье учителя и работника завода родился Роберт Стронг – обычный мальчик обычной американской семьи. Спустя тридцать лет они охотно признают этим ребенком моего любовника, который и вложил им ложные воспоминания и святую убежденность в том, что он и есть их сын. Их дитя, на деле, было убито и изуродовано в двадцать два года, сразу после окончания университета. Его тело съели акулы, а быть может, он был растворен в кислоте? Да нет же, вот же он, наш дорогой Роберт.
История Каталины была многим продуманнее, потому что девушка, которой она назовется, была под прицелом с самого своего рождения. Она была выбрана совсем не случайно. Ничтожное количество родственников у родителей, еще меньшее количество друзей. Желание иметь единственного ребенка. Состоятельность. Возраст. Смертность. Внушение за внушением, убеждение за убеждением, день за днем. Они выстраивали эту легенду безупречно. В день своего совершеннолетия Каталина – единственная дочь состоятельного семейства потеряла память и оказалась на другом конце земли. А «дочерью» семейства Гилмор стала недавняя Марта, которая вместе с родителями через пару недель решает переехать в Нью-Йорк с тем, чтобы престарелые соседи не распознали в соседской девчонке чужую. Здесь Каталина Гилмор знакомится с Робертом Стронгом, они безмерно любят друг друга и заключают брачный союз. Роберт Стронг – честный государственный служащий, Каталина – его помощница. Их семьи дружны и счастливы, ждут прибавления года через три и их совершенно не волнует, что весь мир говорит о каких-то там порождениях. И Каталина, и Роберт отправляются учиться. Он – в Гарвард, она – в Стенфорд. Политик и юрист.
Роберт выдвигается на пост мэра в 2010. К этому времени уже десять лет смертные так трясутся, что натягивают несуществующий поводок все сильнее. Терпение Каталины, равно как и терпение Роберта начинает подходить к концу, но они умело имитируют счастливую семейную пару. Так надо. Для рейтингов. Вокруг них уже давно собираются другие порождения и зреет ячейка, которую в 2017 громко назовут «Бездной». Но пока это лишь группа энтузиастов. Активных, но не готовых.
Предвыборная гонка – всегда сложное время. Особенно для счастливой семьи, что ожидает рождения первенца. Они безупречны. Их лица взирают на Нью-Йорк с обложек журналов. Люди, отдавшие свою жизнь Соединенным Штатам. Кажется, Каталина начинала верить в эти сказки. Верить в то, что они смогут быть счастливы. Смогут победить, смогут открыть своим детям дверь в лучший мир. Вздор, за который пришлось дорого поплатиться. И эту цену Каталина не забудет никогда.
Никаких шансов на спасение. У их автомобиля отказывают тормоза. На крутом вираже машина срывается с дороги и вылетает с обрыва прямиком на скалы. Вода, повсюду была вода. Потом скажут, что она выжила чудом. И это бы выглядело именно так, если бы женщину не достали из моря через двадцать минут. Она была серьезно ранена, но, к счастью для самой себя, не успела исцелиться. Раны долечивали в больнице. Но Роберт был мертв. Все было кончено.
О том, как звучал ее крик на всю больницу и как больничные стены сотрясали рыдания, напишут все газеты страны. Она не будет играть безутешную вдову. Она окажется этой безутешной вдовой. Вдовой, которая будет отчаянно желать мести. Не столько за мужа, сколько за порушенные планы и возможные перспективы. Сколько ее фото сделают у могилы мужа? Она понятия не имела. Как не знала и что это пойдет на пользу уже совсем скоро. Рейтинги Каталины в ту пору взлетели до небес. Ей сочувствовали публичные лица, ей оказывали помощь видные политики, она оставалась безутешной. Когда же миссис Стронг потеряет ребенка, Нью-Йорк и вовсе взорвется рыданиями по несчастной вдове. К могиле ее мужа понесут цветы, равно как и к их дому. Никто не узнает, что она не теряла ребенка. Она избавилась от него. Потому что знала, что он станет помехой на пути к достижению поставленных целей. А в том, что этих целей Каталина достигнет, она теперь не сомневалась ни минуты.
Было очень мило новому мэру пригласить вдову Стронг в совет города. С ее стороны было очень мило это предложение принять. А через два года уволиться, заявив, что не может осквернять память погибшего мужа тем, что требуют от нее делать на этой работе. Еще один взрыв? О да. Еще один шаг к победе. Бездна, между тем, продолжала развиваться. Каталина нервничала. С каждым днем на порождений наседали все сильнее и времени было не так много. Она медленно набирала нужных людей, готовых признать ее безоговорочным лидером, она никому не верила, она была осторожно. Но именно это могло сыграть с нею злую шутку. Не сыграло.
Очередные выборы мэра после скандала были назначены досрочно. Видные женщины-политики и публичные люди высказывались о том, что именно вдова Стронга должна выдвинуть свою кандидатуру. Каталина публично отказывалась, а затем якобы поддалась на уговоры. Заявила, однако, что делает это хоть и в память о своем муже, но не хочет, чтобы случившаяся трагедия стала основой для выбора граждан США. Не хочет она и чтобы ее, как кандидата, ассоциировали с именем погибшего супруга. А потому, перед выборами она меняет фамилию на уже привычную ей О’Ши.
Рейтинги и популярность велики. Каталина почти уверена в том, что ей удастся победить. До тех пор, пока на нее не совершают покушение. Она выживает оба раза и оба раза в одиночку отправляет убийц в небытие. Тогда… Тогда к ней приходит тот, кто считался лидером безупречных чокнутых убийц улиц Нью-Йорка. Альфонсо Верде. Так его звали. Еще одно порождение на пути. Он ей подходил.
Еще одно покушение происходит посреди дня в центре города. Каталина получает пулю в плечо, ее телохранитель убит, но двое других ловят покушавшегося до приезда ФБР. Долгие допросы, они сознаются в том, что ее заказал ее же соперник в предвыборной гонке. Они же предоставляют аудиозапись разговора. Ублюдка надолго отправляют за решетку. А оставшиеся кандидаты никак не могут противопоставить себя Каталине. Да и как бы? После такой популистской истории, на которой не рыдали только самые бесчувственные ублюдки.
Каталина становится мэром в конце 2013 года. Она публично возлагает цветы к могиле мужа и молча клянется ему в одном: то, что они должны были сделать вместе, она сделает в одиночку.
Бездна к тому времени лишь растет и крепнет. Совет, клыки, ученые. У них у всех было очень много дел.
В 2017 «Бездна» заявляет о себе открыто. Они хотят равных прав. Они не хотят быть рабами слабой системы. Но на самом деле, они хотят сами стать этой системой. И помилуйте Боги того, кто встанет у них всех на пути. Особенно на пути Каталины. Потому что она не поступится никаким средствами ради достижения своей конечной цели.
Когда дорога представляет собой загадку, попробуй шагать наобум. Несись по ветру. |
Планы на игру: устроить революцию и сделать для начала из Нью-Йорка город, принадлежащий порождениям. В процессе убивать всех неугодных, преимущественно чужими руками. Головами всех стражей до единого украсить Ратушу Нью-Йорка. Продвинуть инициативу равенства (для начала) на федеральном уровне. Если не будут согласны – устроить революцию во всех США и утвердить диктатуру порождений. | В случае выхода из игры: | Связь: почта в профиле более, чем рабочая, но быстрее всего по лс. |
Только безумец может мерить успех по страданиям. |
Отредактировано burn them all (2019-06-13 16:25:23)
